Феодал [СИ] - Александр Логинов

Развернув коня, князь заметил, что Кузька отбивается от разъяренных татарок в цветастых халатах, орудующих кинжалами и большими ножиками для разделывания мяса. Кузька по молодости не решался убивать женщин, отступал, размахивая кривой саблей, не давая фуриям возможности подойти ближе. Больше Андрей ничего не увидел. Передние ноги скакуна подкосились, Андрей кубарем слетел на землю, получив в довесок сильнейший удар саблей по мисюрке-наплешнице. В голове словно взорвалась вселенная, рассыпаясь на великое множество ярко пылающих звезд, и наступил мрак…

Он очнулся, когда все было кончено. Боярин лежал на цветастом ковре, голова его покоилась на маленькой подушке. Рядом с Андреем сидел верный Сенька с обнаженной головой и тихонечко подвывал. Увидев, что князь приходит в себя, парень украдкой смахнул слезы, ручьем лившиеся из глаз, и обрадовано затараторил, от волнения перейдя на татарский язык.

– Побили мы татар. Только Кузька сильно поранен, словно кошка его исцарапала. Аха, все чело в порезах. Старая карга, ногтями, вцепились ему в рожу, содрав шелом с головы, чуть было до смерти не задрала, ладно я успел вмешаться. Еще Афанасий сильно поранен, – вмиг повеселев, начал выдавать новости Семен.

Андрей сделал слабую попытку сесть, осторожно притронулся к затылку, где вздулась приличных размеров шишка, а в волосах на затылке уже запеклись кровь. В голове страшно шумело, и окружающий мир пытался исчезнуть в розовом тумане. Рвотные спазмы изуверски раздирали нутро Андрея. Князь, чуть не падая, встал на карачки и опорожнил желудок прямо на разноцветный персидский ковер. Уф… Сразу стало легче. С трудом, превозмогая тупую боль в спине, при помощи Семена, он поднялся на ноги. Перед глазам снова все поплыло, пришлось выждать, пока зрение снова не придет в норму.

– Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша, – усмехаясь, пробормотал боярин и решился – сделал первый шаг и чуть не свалился, правая нога отозвалась резкой болью в колене. Семен подхватил господина, не давая ему упасть, и заглянул в лицо Андрея, настороженно заглядывая в глаза.

– Ты чего, государь? Какая крыша? – парень не на шутку испугался, а ну как заговариваться начал боярин?

Андрей оперся на Семена, разглядывая распоротую штанину. Три стальных пластины, защищавшие в бою ногу исчезли, а вместо них из-под штанины выглядывала чистая льняная повязка. Андрей вспомнил падение с коня и догадался, что ногу ему отдавил павший комонек.

Он посмотрел на тень от воткнутой в землю рогатины, задрал голову, посмотрел на солнце и понял, что без сознания он провалялся очень долго, сейчас шел шестой час вечера по привычному исчислению. Добро все уложено в татарские двухколесные повозки, между ними тут и там попадались привычные четырехколесные русские телеги. Рядом с ближайшей телегой, нагнув татарку, пристроился сзади удалец боярина Маслова. Десятник, увидав такое дело, неспешно подошел, широко размахнувшись, ударил плашмя саблей по голому заду весельчака.

– Еще раз увижу такое – муди враз отрежу, – спокойным голосом произнес ветеран многих сражений отвалившемуся от девки удальцу с торчавшим из под полубайданы удом. – Повтори!

– Богом клянусь, не хотел я! Бес попутал, – провинившийся упал на колени, от страха позабыв о спущенных портках и уронив от стыда голову на грудь.

– Скажу государю, что бы лишил тебя доли, – десятник брезгливо отвернулся, потеряв интерес к виновнику нарушения дисциплины.

– Да-а-а. Крутенько, – пробормотал про себя Андрей, наблюдая картину расправы. Андрей краем уха слышал, что подобные запреты практиковались в войсках Батыя, но потом татары, почувствовав послабление от слабых потомков Чингиза, позабыли о многих запретах, а вот русские запомнили и навсегда усвоили урок. В походе девок-полонянок запрещено трогать. Потом уже дома хоть по одному, хоть хором пользуйте, а в походе нельзя.

Андрей заметил одиноко стоящего рядом с телегой Кузьму. Полубайдана Кузьмы носила отметины полудюжины сабельных ударов, к счастью, доспех ушкуйника выдюжил. Правая рука выше кисти обмотана окровавленной тряпицей, шаровары все измазаны кровью, но, видно, чужой раз повязки не видно. Воин задумчиво крутил в руках кирасу, поворачивая ее и так и эдак.

– Чего разглядываешь? – поинтересовался Андрей, не понимая интереса воина к кирасе.

– Да вот клеймо смотрю, фряги [98] делали, – задумчиво ответил Кузьма, идя навстречу князю. Подойдя ближе, он протянул кирасу господину. – Сам посмотри, государь.

– Ну, кираса, как кираса, – Андрей бросил безразличный взгляд на железку.

– Можно я ее себе возьму? – задал неожиданный вопрос Кузьма.

– Зачем тебе? – удивился Андрей. С его точки зрения, кираса ничем не примечательна и защита доспеха – так себе.

– Надо, – уклончиво ответил Кузьма.

– Бери, если надо, – усмехнулся Андрей, гадая, что такого необычного нашел Кузьма в этой железяке. Отпустив повеселевшего воина, Андрей отправился дальше осматривать поле битвы.

В местах ожесточенных схваток лежали посеченные лошади, татарские все больше у коновязей, а свои где попало. Раненых кобыл давно уже прирезали, избавляя от мучений. Семен сообщил, что погибло много боевых коней, из семидесяти лошадок в строю осталось двадцать одна кобыла, из них Андрею принадлежали пятнадцать. Значит, потерял он двадцать пять коней, а боярин Маслов лишился двадцати трех лошадок из тридцати.

'Черт, одни убытки, если добавить к этому посеченные брони, то набег обошелся недешево. Понятно, почему на Руси такой спрос на татарских лошадок. Свои конюшни у князей и бояр вряд ли смогут восполнить потери в лошадях. Все-таки война – дорогое удовольствие. Но добыча, надеюсь, с лихвой покроет потери. Главное, остаться в живых и победить, мертвым-то добыча ни к чему. А мертвым стать – плевое дело', – машинально Андрей потрогал шишку на затылке и вспомнил холодок в сердце, когда в спину ударила татарская стрела, когда его, беспомощно распластавшегося на сырой земле, чуть не зарезали.

Бывшие полоняники, щеголявшие в татарской одежонке, выданной взамен их грязного тряпья, шустро разбирали шатры и, сворачивая их в скатки, аккуратно укладывали на повозки или навьючивая на лошадей. Татарские женщины, те, что помоложе, крепко связанные веревками, уныло стояли, склонив головы, ожидая своей участи. В тридцати саженях за табором навалом лежали ободранные догола трупы убитых татар. Свои же убитые лежали на телегах, заботливо укрытые рогожами. Хоронить врагов, видно, никто не собирался.

– А дети где? – хриплым голосом поинтересовался князь у Семена.